Никакой щепетильности

В Америке в целом значительно чище, чем в России. Означает ли это, что американское население чистоплотнее или сознательнее российского? Да черта с два! Скорее наоборот: эмигранты из Китая, Гонконга, Индии, Пакистана, Мексики вовсе не склонны к щепетильности в отношении мусора.

В Лос-Анджелесе проживает 17 миллионов человек, и если проблему мусора не отслеживать с пристальностью маньяка, то город за двое суток задохнется, в прямом и переносном смысле, в отходах своей жизнедеятельности. Поэтому здесь очень вежливо прислушиваются к профсоюзу мусорщиков и безжалостно штрафуют за любые нарушения в этой сфере.

Но это исключительно технические аспекты мусорного вопроса. Есть фактор поважнее более-менее отлаженного вывоза мусора, а именно – поведение тех, кто, собственно, и является источником мусора, людей, живущих на доставшейся им территории.

Теория разбитых окон

Так, например, в уже далеких 80-х в крупнейшем городе Америки Нью-Йорке без содрогания пройти по улицам и проехать в метро могли только крысы. Двуногие же страдали от невообразимой грязи, замусоренности и, как следствие, повышенной криминогенности. (Это, кстати, научно доказанный факт.)

Говоря просто и доходчиво, мэр Джулиани получил в управление не совсем город, а скорее густонаселенную помойку. Надо было что-то делать, а вот что – совершенно не ясно. Обратились к помощи социологов, которые после недолгих размышлений положили на стол мэра план мероприятий по городскому благоустройству, основанный на так называемой теории разбитых окон.

Два человека – Джеймс Уилсон и Джордж Келлинг – утверждали, что, если в доме, где разбито окно, не поменять его в течение суток, за неделю не останется ни одного целого окна. Оказывается, хомо сапиенсы значительно охотнее мусорят, проявляют акты вандализма и практикуют мелкие правонарушения там, где внешние факторы – такие как разбитые окна, перевернутые урны, сломанные скамейки, исписанные стены, – манифестируют о том, что здесь уже кто-то подобное делал.

Если говорить совсем упрощенно, то «разбитое стекло» буквально провоцирует человека на то, чтобы завершить уже начатое. И дело здесь вовсе не в социальном статусе человека, национальности или цвете кожи.

Опытным путём

Вряд ли бы кто-то поверил ученым, если бы не результаты проведенных экспериментов.

Эксперимент должен был показать, справедлива ли теория разбитых окон только для общепринятых норм или её действие распространяется также и на локальные правила, установленные для какой-то конкретной ситуации или места.

Исследователи перегородили главный вход на автомобильную парковку забором, в котором, однако, была оставлена широкая щель. Рядом с ней повесили знак «Вход воспрещен, обход в 200 м справа», а также объявление «Запрещается пристёгивать велосипеды к забору». Опыт опять проводили в двух вариантах: «порядок соблюден» и «порядок нарушен». В первом случае в метре от забора стояли четыре велосипеда, явно к нему не пристегнутые. Во втором случае те же велосипеды пристегнули к забору. Из укромного места экспериментаторы наблюдали, как поведут себя граждане, пришедшие за своими автомобилями: пойдут обходить забор или пролезут в дырку. Результат оказался положительным: в ситуации «порядок соблюден» в дырку пролезли только 27% автовладельцев, а в ситуации «порядок нарушен» – 82%.

Затем эксперимент проводили в подземной парковке у супермаркета, где висело большое и хорошо заметное объявление «Пожалуйста, возвращайте взятые из магазина тележки». В ситуации «порядок соблюден» на парковке не было тележек, в ситуации «порядок нарушен» там находились четыре тележки. Их ручки исследователи предусмотрительно измазали мазутом, чтобы у посетителей не возникло желания ими воспользоваться. К машинам прикрепляли такие же бумажки, как в первом эксперименте. Результат получился аналогичный: в первой ситуации бросили бумажку на землю 30% водителей, во второй – 58%.

Получалось, что мусорить будут все равно, но только в случае, если «разбитые окна» отсутствуют, количество нарушителей сокращается многократно!

Ад и рай подземелья

Колоссальной проблемой для города были граффити. Это вообще спорный вид искусства, а когда всё окружающее пространство, особенно вагоны метро, исписано гадкой лексикой и изрисовано оскорбительными картинками, то подобное проявление самодеятельного творчества приобретает характер террора.

Поступили так: «вольным художникам» не препятствовали в разрисовывании вагонов, но на конечной станции метро вагоны отправлялись в депо, где маляры день и ночь закрашивали художества вольнодумцев. На следующий день они видели напрочь уничтоженные плоды своего труда: на линию выходили чистые, блестящие вагоны. Так продолжалось изо дня в день несколько месяцев. И в конце концов маляров перевели на другой объект, поскольку они остались без работы.

Но самая серьезная проблема заключалась в том, что само метро было центром стихийных правонарушений. Хулиганье игнорировало турникеты и уже внутри устраивало разного рода бесчинства. Тогда главный полицейский чин Нью-Йорка отправил на многомесячные дежурства под землю переодетых в гражданское полицейских. Их задача заключалась в том, чтобы задерживать «зайцев», пытавшихся проникнуть в метро. Приказ гласил: строжайше соблюдать законность при задержании, – так сказать, провозглашал примат качества задержания над количеством задержанных. После задержания нарушителей в наручниках собирали на платформах, дабы люди могли видеть обезвреженную потенциальную опасность для них в лице арестованных хулиганов.

Но основной смысл состоял не в этом, а в том, что у арестованных находили нелегальное оружие и наркотики, владение которыми и отправляло их в тюрьмы на очень серьезный срок. И через некоторое время эта эпидемия прекратилась: стало чрезмерно опасно рисковать своей свободой, пытаясь проникнуть в метро без билета или, тем более, с оружием.

Кривая показателей мелких правонарушений по всему городу устремилась вниз.

А как в Лос-Анджелесе?

Ньюйоркцы до сих пор вспоминают мэра Джулиани только в самых превосходных степенях. Правда, при этом добавляют, что с крысами в метро не смог справиться даже он.

Опыт Джулиани тогда очень сильно повлиял на всю Америку. Население зароптало: если это сделано в одном месте, то почему нельзя в другом?

В Лос-Анджелесе были проведены аналогичные мероприятия. Исторически сложилось так, что Даун-таун – центр деловой жизни города – соседствовал с чудовищной грязью, бездомными и наркоманами, которые жили на улицах. Поверьте, это было жуткое зрелище, когда рядом с современными небоскребами, где ворочали миллиардами, на земле, в прямом смысле этого слова, в нечистотах и испражнениях, в полуразрушенных хибарах, в жилищах из коробок жили больные, увечные, наркозависимые люди.

Да, начали с того, что стали ремонтировать либо сносить старые здания. Вставлять пресловутые разбитые окна, чинить самые отвратительные по состоянию дороги. Исчезли ли оттуда бомжи как по мановению волшебной палочки? Нет, разумеется. Но постепенно, метр за метром, у них отвоевывали территорию тем, что каждый день, начиная с раннего утра, ее старательно чистили.

В Лос-Анджелесе вы безошибочно поймете, насколько благополучен район, в котором вы оказались. Потому что, как доказали ученые-социологи, криминальные элементы и люди с девиантным поведением имеют тенденцию селиться там, где окружающая обстановка располагает к разрушительным действиям.

Получается, что, с одной стороны, бытие определяет сознание, с другой – оказывается, что благоприятная городская среда прямо воздействует на поведение людей. Самое любопытное, что запретительные меры в этом случае малоэффективны, а вот, казалось бы, бессмысленная на первый взгляд мера – менять разбитые окна там, где их все равно разобьют, – приводит к поразительным результатам.

После терактов в 2001 году по всей Америке исчезли урны. Ждали хаоса и мусорной чумы. Но их не случилось, потому что улицы стали убирать три раза в день.

Американцы ненавидят мусорные траки. Они жутко шумные, разбудят мертвого, очень плохо пахнут, медленно ездят, неповоротливы при маневрах, и при этом они везде. Но они – то самое малое зло, которое творит добро.

Цена окурка

Однажды в Москве я остановила машину, спросила, можно ли курить в салоне, получила разрешение, выкурила сигарету и поинтересовалась у водителя, куда можно выбросить окурок.

– А бросай куда хочешь, – он махнул рукой, указывая на приоткрытое окошко, – тут везде помойка!

Мы ехали по Кутузовскому проспекту. Водитель говорил почти весело.

Я вытаращила на него глаза. То, что он сказал, явно входило в противоречие с моими новыми привычками. Возможно, где-то в глубине сознания мелькнула мысль о том, что в Калифорнии выброшенный на дорогу окурок будет стоит мне 450 долларов штрафа, если это увидит дорожная полиция. Я протянула окурок водителю:

– Пожалуйста, тогда сами. Я не могу.

Настала его очередь удивленно уставиться на меня, но окурок спланировал в открытое окно.

Предыдущий и нынешний века коренным образом отличаются от всех прошлых столетий тем, что вместо того, чтобы приспосабливаться к окружающей среде самому, человек стал приспосабливать окружающую среду к своим потребностям. Чаще всего варварски, очень редко с дружелюбным вниманием к внутренним механизмам сложнейших природных процессов.

Загрязнение среды обитания – самая серьезная головоломка на сегодня, которая начинается с мусорного ведра в нашей кухне, а заканчивается экологическими бедствиями, жертвами которых станем мы все, если срочно не начнем менять разбитые окна на целые.

**