В первой части своих ямальских повествований наш спецкор рассказывал о природе этого полуострова, особенностях ведения национального ненецкого хозяйства и о том, почему ненец, зарабатывающий миллионы, не может считаться богатым человеком. Читать далее

Мертвая дорога

Жаркий июль. Пробираемся разведкой по Приуральскому району. Нужно обследовать археологические памятники, выявленные еще в 60-х годах прошлого века, и проверить, насколько хорошо они сохранились. Идем по террасе реки Горный Полуй (приток Оби) по лесотундре. Под ногами - мхи и лишайники. Много багульника. На ходу едим чернику, голубику, иногда - не дозревшую еще морошку. Из деревьев - карликовые березы и лиственницы. Выходим на древнее поселение. Начинается обычная работа по определению границ памятника, его описание, фотофиксация.

Неожиданно за деревьями натыкаемся на пятиметровую земляную насыпь с остатками железнодорожных шпал. Как выяснилось позже, в лихие 90-е рельсы собрал и сдал на чермет местный предприниматель. Проходим чуть дальше – среди деревьев стоят весь заржавевший семафор и стрелка, переводящая рельсы. Мы точно знаем, что железной дороги здесь быть не может – вечная мерзлота, которая оттаивает в короткие летние дни максимум на полметра, да и не к чему вести сюда ветку: поблизости нет населенных пунктов. Основная железнодорожная магистраль проходит севернее, через Полярный Урал, до Лабытнанги – города, где кончаются рельсы. Ответвлений от нее нет. Более того, дорог в этих краях нет вообще. Нет даже тропинок. Начинаем строить догадки, одна бредовее другой, о том, что это может быть. Тогда мы еще не предполагали, что наткнулись на следы последней из великих сталинских строек, прекратившейся в год его смерти, в 1953-м, - стройки № 501, или «мертвой дороги».

Позже, уже в городе, разбирая полевые материалы и фотографии, снова наткнулась на следы этой дороги и с интересом начала изучать документы, связанные с ней. Как оказалось, идея строительства железной дороги вдоль Полярного круга владела умами русских инженеров еще до революции. Существовал проект, который должен был связать Русский Север с Америкой через Сибирь и Чукотку. Частью этого проекта стала Мурманская магистраль. В связи с Первой мировой, а затем и революцией идея строительства железной дороги была отложена и снова всплыла перед Второй мировой. Но началась стройка только в 1947 году силами Главного управление лагерей железнодорожного строительства, т.е., попросту говоря, силами заключенных, как и все великие сталинские стройки.

501-я стройка, полуостров Ямал.

А я парень нестойкий, я на скрипке играл…

Мох, туман, редколесье да этап налегке.

Я мелодию рельсов разучил на кирке.

(А. Розенбаум)

Дорога строилась как альтернатива Транссибирской магистрали. Цели преследовалось две. Первая из них была воистину гениальной – связать европейскую часть России и БУДУЩИЕ (!) месторождения. Это открытые недавно угольные месторождения Воркуты, месторождения нефти и газа на Ямале и Таймыре, золотые россыпи и залежи руд цветных металлов Норильска. Вторая цель – геополитическая: укрепление северных рубежей страны. Протяженность дороги 1482 км. Через каждые 5-7 км - лагеря для заключенных. При строительстве "мертвой дороги" погибло около 300 000 человек, по одному примерно на каждые 5 метров пути…

Через несколько лет судьба вновь провела меня дорогами 501-й. Но уже в другой ее части – недалеко от Надыма. Мы прошли ту часть дороги, которая сохранилась лучше всего, хотя в 1990-годах сильно пострадала от лесных пожаров. Здесь сохранились рельсы – некоторые из них демидовские, еще 1905 года.

Их для стройки собирали по всей России. Они лучше всего выдерживали здешние суровые зимы. Встречались также рельсы английской и ближневосточной работы. Недостающие рельсы чьей-то заботливой рукой заменены деревянными.

Спрашиваю об этом лесника Алексея, который подошел к нам недалеко от бывшего рабочего поселка Ярудей, часть зданий которого используется заготовительной базой:

- А кто и когда заменил недостающий рельс деревянным? Неужели еще с того времени лежит?

Алексей невысокий, кряжистый, бородатый и очень серьезный, как все лесники. За плечом карабин. Отвечает, чуть помедлив, теребя бороду:

– Да нет, конечно. Эта часть дороги ведь долго была рабочая. Еще в 90-е по ней на дрезине ездили связисты. А сейчас вот практически только я хожу да иногда медведь заглядывает по ягоду и за рыбкой.

Он же объяснил нам, как найти сохранившиеся лагерные пункты с говорящими названиями Комариный, Волчий, Щучий:

– Да вы парочку из них уже прошли. Их с полотна не видно. Они в лесу метров за сто от насыпи.

Что делать, пришлось вернуться на несколько километров назад, и по приметам, подсказанным Алексеем, мы нашли-таки лагпункт Щучий, до сих пор обнесенный колючей проволокой. По периметру сохранились две смотровые вышки. Перед одним из лагерных строений установлен православный поклонный крест с надписью: «Сей крест освящен и установлен на территории бывшего сталинского лагеря в честь празднования 2000-летия Рождества Христова. Никольский храм, г. Надым». С тяжелым чувством и невеселыми мыслями уходили мы с территории лагеря. Каждый думал о том, что, родившись лет 70-80 назад, любой из нас мог оказаться здесь в другом качестве за слишком вольные стихи или «неправильную» национальность в графе «рождение». Еще одним сильнейшим впечатлением оказались железнодорожные мосты через реки - перекореженные, оторванные от полотна дороги мосты в никуда. Возвращаясь домой, оказались в одном купе с Олегом и Александром, молодыми сталкерами из Москвы. Разговорились. Оказалось, у них за плечами достаточно большой опыт: зона отчуждения Чернобыльской АЭС, заброшенный город Хальмер-Ю в Коми АССР, Семипалатинск-4 в Казахстане. В этом году они были в одно время с нами еще на одном участке «мертвой дороги» - в Красноселькупском районе ЯНАО, видели заброшенное железнодорожное депо, брошенные среди тундры поезда, лагеря и прочие артефакты мертвой дороги. Долго беседовали о сталкинге, о том, что их толкает на подобные путешествия. Много шутили. А затем я задала так долго мучивший меня вопрос:

- Что вы ощущали там, на мертвой дороге?

Настроение самого разговорчивого из них, Олега, вдруг резко изменилось. Он чуть помедлил с ответом:

Он надолго замолк.

- Страшно от чего? – уточняю я.

– Нет, не в лесу от того, что медведи и кроме нас никого и никто не придет на помощь. К этому страху мы привыкли… И даже не от того, что там, на этой стройке, погибло столько людей… Страшно от того, что все так бессмысленно закончилось. Ведь дорога уже была готова к работе, проложены рельсы, приведены поезда. Почему? Ну, пусть Сталин умер – почему Хрущев позволил всему этому разрушиться? Столько сил, жизней, средств – и все зря?

На этом разговор наш иссяк. Я не знала, что ответить Олегу. У меня просто не было ответа.

P.S. Недавно на Ямале появилась еще одна «мертвая дорога». Этим летом Газпром закрыл часть железнодорожной линии Новый Уренгой – Ямбург. Ветка была построена для нужд Газпрома при эксплуатации Ямбургского месторождение газа. По иронии судьбы, в народе она называлась «дорога жизни».

Памятник пропавшей колбасе

Когда летишь над Ямалом на вертолете, поражаешься огромному количеству воды во всех ее проявлениях: реки, речки, речушки, ручьи, озера, озерца, болота и болотца. Вся тундра словно бы раскрашена художником, в палитре которого всего три краски – зеленая, коричневая и голубая. Голубая – самая яркая. Поэтому он наносил ее широкими радостными кляксами на коричнево-зеленый фон, проводил длинные линии по всему полотну. Не случайно в водном кадастре Ямало-Ненецкого округа зафиксировано 50 тысяч рек, 300 тысяч озер, примерно по пол-озера на каждого жителя округа и одной реке на десятерых ямальцев.

На многих из них довелось побывать – на величественной Оби, заповедном Кунновате, решительном и быстром Пуре, священном Юрибее, в вечной мерзлоте которого находят мамонтов. Но рассказать почему-то захотелось о Соби. Дважды случилось мне побывать на этой заполярной реке, берущей свое начало на восточных склонах Полярного Урала и впадающей в Обь в районе поселка Катровож. В первый раз по заданию Службы по охране памятников проводили здесь археологическую разведку. Во второй - решили с друзьями пройти этим же маршрутом на катамаране, чтобы посмотреть все, что не удалось захватить в первый раз, потому что – работа!

До Салехарда летели самолетом. Поскольку вес багажа был ограничен, а за перевес авиакомпания "Ямал" берет ох какие доплаты, все наше оборудование – лодку, теодолит с треногой и рейкой, палатку и прочий «лишний» скарб (где-то килограммов 50!) с увещеваниями и реверансами, показывая командировочные и разрешительные документы, раздали косо поглядывающим на нас бдительным пассажирам, которые с опаской спрашивали:

- Не бомба ли у вас в этом ящике?

Открывали ящик, объясняли, зачем нужен этот прибор и как он работает. Наконец погрузились в самолет и через пару часов благополучно приземлились в аэропорту Салехарда, где процедура увещевания и демонстрации приборов повторилась снова, только уже теперь с бдительными пограничниками. Еще бы – закрытый город!

Сволочь - не обязательно плохой человек

Едем дальше к переправе через Обь. На другом берегу находится город Лабытнанги с железнодорожным вокзалом, связывающим Ямал с большой землей. Здесь садимся на поезд, скорость которого, как на узкоколейках – 30-40 км в час, компенсировалась красивейшими пейзажами за окном. Соседи по купе, узнав, куда и зачем мы направляемся, настоятельно посоветовали нам заранее обратиться к проводнице, потому что станция Полярный Урал, до которой мы едем, - остановка по требованию. Мы высказали нашу просьбу хозяйке вагона, о которой она благополучно сразу же забыла. Действительно, зачем забивать себе голову всякими там мелочами типа пассажиров? Так что десантироваться на станцию со всем скарбом пришлось на ходу, благо, поезд проходил мимо нее очень медленно. Зато Собь находилась буквально в 200 метрах от железнодорожного полотна. На красивой галечной косе мы надули лодку, сложили в нее пожитки и направились вниз по реке.

Настало время объяснить, почему же берега Соби настолько заинтересовали Службу по охране памятников, что сюда потребовалось снаряжать целую экспедицию. Дело в том, что именно здесь в XII веке, по Соби, через Полярный Урал, проходил средневековый волок - Чрезкаменный путь - из Руси на Ямал (или Югру). Долгое время это была основная артерия, по которой русские купцы торговали с Севером. У берегов Белого моря, в устье Печоры, купцы бросали якорь, меняли морские суда на речные, создавали перевалочные базы и зимовья. Между реками эти речные суда – кочи - переволакивали, ставя на бревна. Отсюда и пошло название – волок, а сволочь – перетащить с реки на реку. Следы этого волока и отправились мы искать на Собь. Мы с моим спутником считали себя изрядными сплавщиками. Еще бы! Четыре года кряду летом с друзьями сооружали плот из камер от КамАЗа и дружной веселой компанией человек в 10-12 плыли по нашей замечательной реке Таре, сугубо равнинной и спокойной. Загорали, купались и вообще – развлекались во всю прыть. Поэтому рассудили, что все другие реки нам тоже по плечу (скорее – по колено). Правда, при подготовке все же было прочитано несколько отчетов опытных сплавщиков, ходивших этим маршрутом. Но, как писали бывалые, река несложная для прохождения, а малознакомые слова «перекаты», «гребенки», «шиверы-быстротоки» нас пугали не очень сильно. Правда ,«порог второй категории сложности» в районе поселка Харп немного насторожил. Но мы же «бывалые» сплавщики! На крайний случай было выучено волшебное слово «проводка». Если что – обойдем порог по берегу, решили мы.

Начало плавания было замечательным. Вода в реке идеально прозрачная, видно каждый камешек.

Течение идет по узкой долине меж Большого и Малого Пайпудынских хребтов, рассеченных полосами снежников. Внимательно всматриваемся в берега – ищем следы волока на возвышениях, гривках и других удобных местах. Вдруг на вершине одного из хребтов, очень далеко, замечаем что-то напоминающее крест. Причалили. На хребет пришлось пробираться вначале через марь – болотистую равнину, поросшую редким угнетенным лиственничным лесом, затем через курумники (скопления остроконечных каменных глыб). Наконец, вышли на склон и вскарабкались на хребет. Здесь в действительности оказался приметный крест. Массивный, потемневший от времени, но все еще крепко вросший в землю, забутованный у основания камнями, он был около 4,5 метра в высоту, скорее всего из прочного, как железо, вылежавшегося в воде лиственничного ствола. К сожалению, надпись разобрать не удалось: она была стерта временем, ветрами, лютыми морозами. Приметные кресты служили важным элементом поморской навигационной практики, путевыми метками, обозначавшими волоки. Эти же кресты являлись своего рода навигационными приборами, поскольку их перекладина была ориентирована по линии север - юг. Так что по крайней мере одно доказательство существования в этом месте волока мы нашли. Двинулись по реке дальше. Шли медленно, поскольку одному человеку приходилось все время находиться на реке с лодкой, другой обследовал берега на предмет обнаружения памятников.

Полярный день у «Полярной совы»

На Ямале в это время года – полярный день, что в первое время очень сильно сбивало нас с толку. Заходит солнце около 24 часов, а уже через 2-2,5 часа снова появляется на горизонте. Поэтому с вечера мы долго не могли уснуть, а подскакивали с первыми лучами солнца, которое обманывало наш привычный спать в темноте организм. Но постепенно мы втянулись в такой ритм дня и ночи, а вскоре подошли к единственному населенному пункту на Соби – поселку Харп, что в переводе с хантыйского "северное сияние". Несмотря на столь романтичное название, это очень мрачное место с уголовно-лагерной спецификой. В городе находится учреждение ФКУ ИК-18 "Полярная сова"— одна из пяти колоний для пожизненных заключенных в России. Здесь отбывают свой срок битцевский маньяк (Пичужкин), единственный оставшийся в живых бесланский террорист Кулаев, а также самый известный российский политзаключенный современности – Платон Лебедев. Остановились ненадолго – докупить свежих продуктов. В магазине у продавца спросили:

- Почему у колонии такое название - "Полярная сова"?

- А там, на территории, стоит такой памятник сове. Большой. Только крылья как у орла – услышали мы в ответ.

Впечатление от места тяжелое. Решили поскорее убраться отсюда. Стали искать «языка», чтобы поведал он нам, где находится порог. Увидели одного, одетого так же, как мы, – в камуфляж и болотники (уж он-то точно все знает про реку!). Он махнул неопределенно рукой в сторону, но произнес ключевую фразу:

- За мостом.

- А пройдем ли на резиновой лодке?

Посмотрел внимательно:

- Вода нынче невысокая. Отчего же не пройти? Пройдете… - помолчал некоторое время, окинув нас критическим взглядом, и добавил: - Может быть...

Вода, вода, кругом - вода

Из отчетов сплавщиков мы выяснили, что порог имеет три ступени. Решили пробовать пройти по воде, без проводок. Мы же – «опытные» сплавщики! Перед мостом приготовились – и пошло-поехало! О первый же приличный обливняк (выучили новое «сплавщицкое» слово) сломали весло, далее пользовались им как шестом. Где-то в чехле было запасное, но было совершенно не до него. В результате не попали в струю, и нас прилично потрепало о все возможные камни. Мокрые насквозь, в пробитой (как потом оказалось, в семи местах) лодке, радуясь, что не перевернулись и остались целы, мы расслабились и стали искать место для стоянки. Но (и это мы выяснили уже после) мы прошли только две ступени порога. Оказалось, первая ступень состояла из двух участков, а мы посчитали их за две ступени. И совершенно неожиданно мы увидели два больших камня в центре русла и поняли, что нас несет именно туда и обойти сие препятствие мы уже никак не можем. Я прижала к груди то, что посчитала самым ценным в лодке – теодолит, и приготовилась тонуть. Мой спутник из последних сил пытался отбиться от этих навязчивых камней.

Открыв глаза, вижу, что наше судно не только не тонет, но крепко засело меж этих двух валунов. К счастью, каким-то чудом нас сняло с камней и вынесло, наконец, на открытый плес, недалеко от впадения в Собь реки Енга-Ю. День сушились, зализывали раны, ремонтировали лодку. На утро следующего дня с некоторой опаской снова тронулись в путь. А река после Харпа как будто успокоилась, только изредка попадались шиверы-быстротоки, затем течение замедлилось, дно из каменного стало илистым. Река сделала крутой поворот и, выбежав на равнинный участок, притормозила посмотреть: а что там за соседним поворотом? На пути попадались гривки-возвышения, на которых могли находиться памятники. Несколько дней ушло на обследование берегов, притоков, гривок...

Местная фауна

В среднем течении Соби удивительно много птиц.

Красавец орлан-белохвост, сильный и бесстрашный, пытался отвести нас от своего гнезда, пернатый лесовод кедровка будила по утрам своим хриплым долгим "рээж" или "крэй". Однажды, отойдя от реки на приличное расстояние, обходя крупную марь, я наткнулась на небольшое озерцо-блюдце, буквально 20 метров в диаметре. Замерла на полшаге. В нем спокойно, не обращая на меня никакого внимания, плавала пара черных лебедей. Я осторожно пошевелилась. Лебеди недовольно пошипели и ушли в лес...

Как-то проснулись среди ночи от того, что в «предбаннике» палатки кто-то ворчит и чавкает. Посмотрели друг на друга.

- Будем выходить смотреть, кто там хозяйничает? - спросил меня мой спутник.

- Неа… - ответила я. - Пусть лучше наестся наших продуктов, чем поужинает нами.

Этот кто-то в ответ громко зачавкал.

"Галеты доедает, гад", - подумала я. Утром мы застали следующую картину разграбления: в клочья изодранный продуктовый гермомешок, вскрытые банки тушенки, прогрызенные насквозь рыбные консервы и семь пустых разодранных пакетов от галет.

Позже, возвращаясь по Оби на катере домой, спросили нашего проводника, кто это мог быть.

– Росомаха, – убежденно ответил он. – Ее повадки. Больше некому.

В один из дней обнаружили, что на реке не одни. Впереди показалась лодка. Подплыли. Представились ее хозяину. Сергей из Москвы. Мы уже соскучились по людям, поэтому решили немного задержаться, нажарили и наварили ухи из выловленных им хариусов и щуки, за чаем повели неспешный разговор.

- 30 лет проработал я на Ямале, сначала электриком на вахте, потом начальником участка в Новом Порту, сейчас вот вышел на пенсию… - рассказывает он. – Уехали с женой к детям в Москву, а на Ямал тянет… Вот и езжу каждый год сюда, как бы на рыбалку. Я рыбалку не очень люблю, но ведь так, без повода, не поедешь, не поймут.

Вспомнились выловленные где-то в сетях Всемирной паутины строки:

И дождик в окна так и сыплет,

И отпуск безнадежно мал,

Ты что-то говорила про Египет?

Я почему-то снова еду на Ямал.

А я для себя решила: поеду в следующий раз на Собь просто так, без повода, схожу на нефритовый водопад - местную достопримечательность, которую я так и не увидела,

наберу полное ведро морошки и залью ее сгущенкой, часами буду смотреть, как плато Рай-Из отражается в чистейшей собской воде, может быть, увижу тайменя…

Фото автора и других участников экспедиций

**