"Кабай кожонг" - колыбельная песня

Отрывок из монографии "Алтайский детский фольклор"

С обряда положения в "кабай" ("колыбель") младенец переходит в - статус "кабай бала" (букв.:"колыбельный ребенок"). От этого названия и идет колыбельная песня - "кабай кожонг". Укачивая ребенка в колыбели или на руках, мать, нянька или бабушка, напевая, усыпляют его.

Значение колыбельных песен велико, они являются и средством психофизиологического воздействия, благотворно влияющего на здоровье ребенка, и средством приобщения детей к богатствам интонационной культуры этноса (Шейкин Ю.И. и др., I956, 235-247).

В архивном фонде фонотеке ИА им. С.С.Суразакова собрано большое количество колыбельных песен. Непосредственным изучением колыбельных песен занимались Т.С.Тюхтенев, Н.П.Кoндратьевa. Однако эта традиция на данный момент представляет собой одну из наименее исследованных областей фольклора алтайцев.

Анализ древнейших колыбельных песен показывает, что в традиционной культуре родители зная, что первые дни и месяцы после рождения очень трудны для ребенка, окружали его заботой и вниманием. Чтобы создать младенцу необходимую комфортность в новых для него условиях, роженицам рекомендовалось- постоянно поглаживать ребенка, припевать, приговаривать при укачивании. Это, вероятно, привело к устойчивым словесным формам при укачивании, который затем выделился в жанр колыбельных песен.

"Кабай кожоҥ" - колыбельная песня передавалась от поколения к поколению. Так, когда девочка начинает играть с куклами, подражая маме, напевает баюкая и пеленая свою игрушку,- то есть исполняет колыбельные песни. В традиционной культуре алтайцев девочка уже с 6-7 лет начинает нянчить младших братишек и сестренок, и здесь знание колыбельных песен оказывается кстати. Песни - укачивания становятся как бы достоянием детей, передаваясь от матерей к дочерям.

Типы ритмических укачиваний, художественно-изобразительный фон, предопределившие поэтическую структуру "кабай кожоҥ", а также их содержание свидетельствует о древнем происхождении колыбельных песен. Н.М.Кондратьева отмечает, что "анализ коллекции теленгитских колыбельных позволил прийти к выводу о неоднозначности данной традиции и наличии в ней четырех структурных типов укачиваний, которые имеют разные этнические названия, отличаются по функциям и обнаруживают связи с песенно-поэтической традицией кожоҥ скотоводческими заговорами самок домашних животных, эпосом и ассимилированным жанром частушки" (Кондратьева Н.М., I989, 20).

Так как каждая диалектная группа алтайцев имеет свои историко-генетические корни, которые, естественно, влияют и на поэтическую традицию. При общих стилистических чертах колыбельные песни диалектных групп отличаются одни от других неповторимым своеобразием. Сведение всех под один эталон только приведет к утрате многообразия традиции и типов колыбельных песен.

Колыбельные песни, зафиксированные в алтайском фольклоре, представляют собой разножанровый свод произведений. Целесообразно их подразделение в соответствии с генетическими различиями на две группы:

1) собственно колыбельные народные песни;

2) колыбельные песни-заимствования из других жанров.

Идет развитие также колыбельных песен литературного происхождения, но они не имеют такого широкого распространения, как в русском, украинском, казахском народно- поэтическом творчестве.

Собственно колыбельные песни отличаются разнообразием типа укачиваний: "бай-бай" (у алтай - кижи, тубаларов, чалканцев, кумандинцев), "балам-бай, балам байлап jат" - "мой ребенок засыпает" (у чалканцев); "пайлап jат" - "засыпает"; "бала байлап jат" - "ребенка усыпляет" (у телеутов), "у-ай, у-ай, у-ай, уай, балам, увай" (у теленгитов), "ӧбӧй, ӧбӧй, ӧбӧй" (у теленгитов и алтай-кижи); "пӧбӧй, пӧбӧй" (у теленгитов). У казахов и кыргызов тип укачивания имеет также типологию "бай-бай" и специфические -- "алдей-алдей, ак бӧбӧк" и др.

Императивный характер многих колыбельных песен, типы укачиваний показывают их близость к заговорным традиционным формулам.

Среди произведений первой группы больше императивных (повелительных), чем повествовательных. Основное назначение этих песен - убаюкать младенца, поэтому ритмика и звуковое оформление соответствует покачиванию и скрипу "кабай" (колыбели).

"Баай-баай, баай-баай,

Баай, балам,

Байдыҥ ла кызын ал балам,

Баай-баай, баай-баай,

Баай балам,

Бай терекке чык, балам,

Байдыҥ кызын ал, балам,

Байдыҥ ла кызын ал балам,

Кунан койды coй балам,

Баай, балам, баай".1

("Бай-бай, бай-бай,

Засыпай, мой ребенок,

Женись на дочери богатого человека,

Бай-бaй, бай-бай,

Засыпай, мой ребенок,

Заберись на священный тополь, мой ребенок,

Женись на дочери богатого человека, мой ребенок,

Заколи трехгодовалую овечку, мой ребенок,

Бай, мой ребенок, бай").

Приведенный пример - один из традиционных типов императивного плана, имеюший различные вариации. Императивные песни в основном содержат пожелание ребенку: а) сна, здоровья, роста; б) послушания; в) советов на будущее; r) обращения к кому-либо.

Приведенная выше песня построена на традиционных символических клише-благопожеланиях: "байыҥ кызын ал" (женись на дочери богатого"), "бай терекке чык" ("заберись на священный тополь"), "кунан ксйды сой" (заколи трехгодовалую овечку"). Соответственно, первая метафора означает богатую, обеспеченную жизнь, если сын станет зятем богатого человека; второе иносказание передает пожелание в будущем стать уважаемым человеком, стать предводителем рода. Устойчивый эпитет "бай терек" означает символ родового священного дерева, выполняющего функцию посредника между божеством-покровителем и членами рода. Третья метафора также является пожеланием обеспеченной жизни.

В песне эти клише могут повторяться несколько раз, между ними, ритмизируя стих, вставляются 8-сложные слова - укачивания "баай-баай, баай-баай" или каждая строка "алкыш cӧc" оканчивается обрашением к ребенку - "балам".

Следовательно, в канву "кабай кожоҥ" органично вплетена символика "алкыш сӧс" (благопожелания).

Также интересен "кабай-кожоҥ" типа:

"Баай-бaaй, балам,

Урлу кайын тазылы эдиҥ,

Укту-тӧстӱниҥ тазылы эдиҥ.

Бала кайыҥ тазылы эдиҥ,

Байлу уктуныҥ тазылы эдиҥ.

Тойлой берген энеҥ келер,

Тогус таар эт экелер.

Аҥдай берген адаҥ келер.

Бай куран бажын экелер".2

("Бай-бай, мой младенец,

Ты корень березы с наростом,

Ты корень рода, имевшего покровителя.

Ты корень молодой березы,

Ты корень плодовитого рода.

Скоро возвратится мать со свадьбы,

Принесет девять мешков мяса,

Скоро возвратится отец с охоты,

Принесет голову священного козла (оленя)" ).

Первая часть этой песни также состоит из традиционных символов-метонимии, четырехстишье основано на поэтическом параллелизме - сравнения ребенка с корнем дерева: "урлу кайыҥныҥ тазылы эдиҥ" ("ты корень березы с наростом"), "укту-тӧстӱниҥ тазылы эдиҥ" ("ты корень рода, имеющего покровителя"); "бала кайыҥ тазылы эдиҥ" ("ты корень молодой березы"); барлу уктуныҥ тазылы эдиҥ" ("ты корень плодовитого рода" ). Метонимия "тазыл" ("корень") показывает перспективу ребенка стать в будущем продолжателем своего рода. "Урлу кайыҥ" (" береза с наростом") означает священное дерево рода (нарост - признак инаковости). Здесь, возможно, поэтическая символика выполняет не только функции "украшения" речи, но и передает синтез прошедшего, настоящего и будущего времен.

Вторая часть песни не является логическим продолжением первой части, то есть не исходит из жанра благопожеланий. Эта часть представляет собой один из устоявшихся сюжетов о том, что мать возвратится со свадьбы с девятью мешками мяса, а отец с охоты принесет голову священного оленя. В первом выражении желаемая пища передается числовой гиперболой, а во втором удача на охоте, обилие пищи в будущем представлены метафорой-символом "бай куран бажын" (голова священного оленя). Песня начинается традиционным укачиванием: "баай-баай, балам".

Первая часть песни построена 9- и 10-сложными стихами, также ритмику усиливает рифма, основанная на полном созвучии всех четырех строк: "тазылы эдиҥ", что характерно для стиха "алкыш сӧc".Во второй части песни стих имеет несколько другой строй: здесь рифма перекрестная (по схеме абаб), все четыре строки имеют строгий 8-сложный стих. Это явление в основном отмечается в традиционной алтайской песне "jаҥар". Но тем не менее мелодия имеет укачивающий темп колыбельной песни. Если исходить из содержания песни, можно предположить, что ее пели бабушка или нянька ребенка.

Помимо песен с установившимся текстом встречается много импровизированных колыбельных песен. Например, с темой наказа на будущее:

"Бай-бай-бай, ( "Бай-бай-бай,

Балам, ыйлаба, Moй малыш, пе плачь,

Бай-бай-бай, балам, Мой малыш, бай-бай-бай,

Ыйлабазаҥ качанда. Не плачь никогда.

Jакшы jадып уйуктазаҥ. Ложись хорошенько и засыпай.

Чыдап алзаҥ, эр болорыҥ, Потерпи - вырастешь мужчиной

Бай-бай, балам. Бай-бай, мой ребенок.

Эp jажына jакшы jӱрӱп, Достигнув совершеннолетия,

Эне-эдаҥэ азырарыҥ Наc с отцом будешь кормить,

Бай-бай-, ой, балам". 3 Бай-бай, ой, мой ребенок" ).

Или просто укачивание:

"Ӧбӧй, ӧбӧй, ӧбӧй, ("Бай, бай, бай,

Укта, балам, Засыпай, мой ребенок,

Укта, балам! Засыпай, мой ребенок!

Ӧбӧй, ӧбӧй, ӧбӧй". 4 Бай, бай, бай").

При пении после каждого четырехстишья родители могут добавлять слово или выражение "мениҥ балам" ("мой ребенок"), "уйукта, балам" ("засыпай, мой ребенок") и т.д. Многие исследователи отмечают импровизационный характер колыбельных песен. Это, вероятно, связано со способностью создавать разнообразные композиции на основе традиционных типов не только колыбельных песен, а вообще в фольклорном процессе данного этноса.

Вторая группа колыбельных песен состоит из произведений, заимствованных из других жанров. Это в основном песни повествовательного плана.

Повествовательные песни в основном поются о ребенке, о работе родителей, о птицах или животных. С.С.Суразаков отмечает этот тип песен как "алкыш кабайдыҥ" - колыбельные песни благопожелательного характера (Суразаков С.С., 1975, 82).

Для начала рассмотрим колыбельные песни, заимствованные из традиционных песен "jаҥар кожоҥ". Сама песня посвящена ребенку, но манера исполнения, построение стиха: психологический параллелизм, где в первых двух строках дан образец из мира птиц и животных, а последующие два - из человеческой жизни: синонимия выразительных средств - все говорит о традиционной форме "jаҥар кожон".

" Тӱнде чыккан jымыртка,

Тӱлӱреп учар куш болор.

Тӱӱнчекте jаш бала,

Тӱбинде барып эр болор.

Караҥуйда чыккан jымыртка,

Калырап учар куш болор.

Кабайдагы jаш бала.

Качан тӱпте эр болор" 5

(" Яйцо, которое было снесено ночью,

Станет птицей шумным летом.

Ребенок, который в пеленках,

Когда-нибудь станет мужчиной.

Яйцо, которое снесено в темноте,

Станет птицей с шумным летом.

Ребенок в колыбели,

Когда-нибудь станет мужчиной").

Здесь дана символическая параллель "яйцо - ребенок" - архаичный мотив мифологического характера, песни, основанные на этом сопоставлении имеют много вариантов.

Из жанра "jаҥар кожоҥ" также перешел сюжет об изготовлении колыбели отцом ребенка:

"Айры кайыҥ кезеле, ("Срубив развесистую березу,

Кабай эткен адазы. Сделал колыбель отец.

Ак ла сӱдин эмизип, Своим белым молоком напоив,

Азырап койгон энези. Выкормила(меня моя) мать.

Эки кайыҥ кезеле, Срубив две березы,

Кабай эткен адазы, Сделал колыбель отец,

Эки эмчегин эмизип, Своим грудным молоком напоив,

Азырап койгон энези" 6 Выкормила (меня моя) мать")

Как и предыдушая песня, эта "кабай кожоҥ" состоит из двух синонимичных друг другу строф. Если в первой песне не придерживаются традиционного семи- и восьми-сложного стиха (возможно, это делается умышленно: удлинение устоявшегося восьмисложного размера до девяти- и десятисложного придает разнообразие монотонному течению однообразных стихотворных строк), то во второй колыбельной песне превалирует только семи- и восьмисложный размер. В обеих песнях выдерживается синонимия эпитетов: "айры кайыҥ" (букв."раздвоенная береза") - "эки кайыҥ" ("две березы") или "ак сӱдин" ("белым молоком") - "эки эмчегиниҥ сӱдин" ("грудным молоком"). Этот тип колыбельных песен имеет особенно много вариантов.

Определенный интерес представляют колыбельные песни, основанные на сопоставлении "кош арка" ("лесистая гора") - "кол кабай" ("рука - колыбель) или "таш кабай" ("каменная колыбель") - "кол кабай" ("рука - колыбель"):

"Элик балазын телчиткен,

Эки кыпту таш кабай.

Эр кемине jетирген,

Эне-аданыҥ кол кабай.

Аҥ балазын чыдаткан,

Алты кыпту таш кабай.

Алты jашка jетирген,

Ада-энениҥ кол кабай".7

(" Поставивший на ноги детеныша косули,

Имеющий два слоя каменная колыбель.

Вырастивший (ребенка) до совершеннолетия,

Колыбель - рука матери и отца.

Вырастивший детеныша оленя,

Имеющий шесть слоев каменная колыбель.

До шести лет пестовавший,

Рука - колыбель отца и матери").

Возможно, параллель "таш кабай" - "кол кабай" (каменная колыбель- рука колыбель) или "кош арка" - "кол кабай" (лесистая ложбина - рука- колыбель) является не только поэтическим средством, но представляет собой мифологический символ (метафору) о рождающей функции пещеры, горы, земли. В приведенном примере художественно-выразительные средства обусловлены особенностями той стадии развития познавательных процессов, на которой находилось общество в эпоху формирования и функционирования поэтических произведений. Выполнение "jаҥар кожоҥ" - функции "кабай кожоҥ", видимо, показывает изменения, происходящие внутри жанра "кожоҥ> ("песня").

Н.М.Кондратьева в работе "Колыбельные телеутов, тубаларов, кумандинцев, чалканцев" (I989) представляет колыбельные песни диалектных групп алтайцев. Она пишет: "Каждый из этих этносов обладает самобытной музыкальной культурой, содержащей развернутую систему жанровых традиций" (Кондратьева Н.М., 1989, 20).

Под "развернутой системой жанровых традиций" она имеет в виду колыбельные песни, заимствованные из других жанров алтайского фольклора.

Телеутская традиция колыбельных представлена следующей песней:

"Теп-тегерик, тегерик,

Ол не болор, Актан-Тас?

Тепшим бажы сом алтын,

Ол не болор, Актан-Тас?

Jеле базыр кӧк бозу,

Ол не болор, Актан-Тас?

Jелди сӱттӱ кӧк ийнек,

Ол не болор, Актан-Тас?"

("Круглое-прекруглое,

Что это будет, Актан-Тас?

Почетное блюдо, подобное золоту,

Что это будет, Актан-Тас?

Иноходью идущий синий теленок,

Что это будет, Актан-Тас?

С выменем полным молока синяя корова,

Что это будет, Актан-Tac?")

(Кондратьева Н.М., 1989, 23).

Песня состоит из двух четырехстишных строф, в основе ритмической организации лежит семисложник, встречается восьмисложник. Колыбельная оформлена как обращение- вопрос. Метонимическое изображение предметов и явлений приближает эту песню к жанру загадки. Информатор сообщила, что этот напев звучит в сказке про влюбленных парня и девушку. В алтайской фольклорной традиции подобного рода песни исполнялись во время молодежных игр или в свадебном обряде. Они состоят из иносказаний, имеющих тайный смысл, требующих отгадки. "Обычно песни-загадки исполняются девушкой и юношей в форме диалога. Прежде чем ответить на предложение, невеста, испытывая смекалку и мудрость жениха, предлагала ему несколько вопросительных загадок, на которые он должен ответить быстро и правильно. Такие загадки всегда выражены в стихотворной (песенной) форме и носят импровизационный характер" (Укачина К.Е., I984, 57). К.Е.Укачина приводит в своей работе идентичную песню-загадку. Для иллюстрации приведем первую строфу песни-отгадки:

"Теп-тегерик, тегерик-

Тенериҥ сениҥ болбос по?

Тепши бажы сом алтын-

Айы-кӱниҥ болбос по ?..."

"Круглая-прекруглая окружность-

Не небо ли твое есть?

Конец продолговатого блюда-тепши из золота-

Не месяц - солнце ли твой это есть?"

(Укачина К.Е., I984, 57).

Бесспорно, приведенная выше колыбельная песня исходит из песни-загадки.

Сюжет другой колыбельной песни заимствован из мифологического рассказа о зайце: якобы, заяц определяет женщин, которые встают рано, по дверям, поздно встающих - по дымоходу. Ленивых женщин он держит за обе руки, ловкую мать - за одну. В иносказании представлен образ матери, которую за руки держит грудной ребенок, а потому, возможно, здесь под зайцем подразумевается ребенок. Песня состоит из трех четырехстишных строф. Ритмика основана на сочетании пяти-, семи- и восьмисложников (Кондратьева Н.М., I909, 25).

Интересным образцом, представляющим колыбельную традицию телеутов, является колыбельная песня, возможно, обрядового характера, где упоминается Умай-эне - покровительница рожениц и ребенка:

"Бай, бай, балачам,

Уйуктап ийзеҥ балачам,

Тарак башту Умай-эне,

Чочутпай сал баламды.

Бай, бай, балакам,

Уйуктап калзаҥ балачам.

Энеҥ-абаҥ ӱйде jок,

Сени уйуктадар кижи jок".

("Бай, бай ребеночек мой,

Усни поскорей, ребеночек мой.

С косматой (вернее: гребневидной. - М.Ч.)

головой Умай-эне,

Не пугай ребенка моего.

Бай, бай, ребеночек мой,

Поспи, ребеночек мой.

Матери-отца твоих дома нет,

Тебя усыплять некому").

(Кондратьева Н.М., I989, 28).

Ритмика "кабай кожоҥ" основана на сочетании разнообразных рифм, образующихся на словах-укачиваниях и словах-обращениях к ребенку, и организации семисложников. Колыбельная не выделяется какими- либо изобразительными средствами, кроме эпитета "Тарак башту Умай-эне" ("Гребневидная голова Умай-эне"), устойчивого определения этого божества.

Колыбельные песни диалектных групп "туба", "куманды", "чалканду" в основном представлены песнями первой группы, то есть песнями-обращениями к ребенку со синсемантическими (слова-укачивания) словами.

Чалканские колыбельные песни выделяются особой манерой исполнения. Например, одна из них поется как плач по умершему ребенку:

"Бай, балам, бай, бай, "Бай, дитя мое, бай, бай,

Уйта, балам, бай, бай, Усни, дитя мое, бaй, бай,

Балам, бай, бай, Дитя мое, бай, бай,

Балам ньакшы, бай, бай, Дитя мое пригожее, бай, бай,

Умче8 келбе балам саа, Умче, не приходи к ребенку моему

Балам уйтур бай, бай, Дитя мое будет спать, бай, бай.

Кускун кушум парак, Ворон-птица, пойдем,

Пери келзеҥ баламза. Прилетай к ребенку моему.

Балам уйта бай, бай, Дитя мое усни, бай, бай,

Бай, бай, балам бай. Бай, бай, дитя мое, бай."

(Кондратьева Н.М., 1989, 44).

Колыбельная имеет однострочную организацию. Ритмически основана на 4-, 5-, 6- и 7-сложниках. Основную часть песни составляют синсемантические слоги и слова-обрашения к ребенку: "Бай, балам, бай, бай". Но несмотря на несложный, можно сказать, импровизационный характер стиха, в этой колыбельной (одной из немногих) упоминаются злые духи (Умче), персонажи с отрицательной характеристикой (кускун - ворон). В этой песне злой дух Умче просят уйти, а ворона- "кускун кушум", наоборот, просят прилетать к ребенку. Происхождение и функционирование их в колыбельной песне, вероятно, имеет символический характер. В фольклорной традиции многих народов встречаются колыбельные песни, накликающие смерть ребенку (Еремина В.И., 1991, 69-81). Возможно, колыбельная песня, как и обряд, должна была способствовать сохранению жизни ребенка любым способом - благословением-заговором от бед (алкыш кабайдыҥ - колыбельные песни благопожелательного характера), либо от- ведением несчастья путем обманного призыва злых духов.

Итак, анализ образцов колыбельных песен позволил сделать вывод о неоднозначности данной традиции. Эволюция колыбельных песен указывает на несколько структурных типов укачивания, имеющих разные этнические названия, а также на то, что "кабай кожоҥ" тесно связан с песенно-поэтической традицией "jаҥар кожон" - традиционной песней, "табышкак-кожоҥ" - игровой песней-загадкой, "алкыш-кожоҥ" - песней благопожелательного характера.

Содержанием колыбельных песен являются пожелания матери, няньки ребенку сытной и благополучной, счастливой жизни; чтобы, возмужав, он смог жениться на дочери состоятельного человека.

Часто в такой песне рассказывается о колыбели, которую изготовил отец ребенка. Мать начинала работать рано, поэтому в своей песне она просит его быстрей расти, чтобы вместе с родителями пас овец, ездил на коне, ходил за табунами лошадей. В колыбельной звучит также просьба ребенка скорее заснуть.

Как и в алтайских колыбельных песнях, в кыргызских "бешик ыры" ("колыбельных песнях") часто сестра поет братику о том, что отец и мать ушли на "той" ("праздник"):

"Бай,- бай, бай-бай, Зарежут сто

Братец мой! Там овец,

Спи, засыпай, Ушла на той

Братец мой! Наша мать,

Овцу зарежь, Ушла на той

Сбей рога, Пировать.

Утешь: поешь Придет домой

Курдюка. Скоро мать,

Алдей - алдей, Запросишь грудь-

Братец мой! Пососать.

Усни скорей, Как два цветка -

Братец мой! Два соска,

Ушел на той И грудь полна

Твой отец. Молока".

(Антология педагогической мысли Киргизской ССР, 1988, 73).

Наряду с основными названными выше образами в некоторых колыбельных песнях возникает образ "Ӱкӱ" (Совы), "кускун" (ворона), злого духа Умче. Иногда появляется образ сказочного зайца (койон), с помощью которого приоткрывается мир необычного и сказочного. Образ совы в традиционной мифологии алтайцев несет в себе отрицательное начало. Ворон также олицетворяет беду, несчастье.

Злой дух Умче, фигурировавший в колыбельной песне челканцев, вероятно также, как и предыдущие, является не только образом устрашения, но представляет собой мифологический символ смерти или несчастья, которое грозит ребенку.

Так, можно сказать, что круг поэтизированных лиц, предметов, явлений в "кабай кожоҥ" не очень обширен.

В колыбельных песнях сохранились архаические представления, например, о каменной колыбели, о колыбели-тайге; поэтическая параллель птичьего яйца с человеческим ребенком, вероятно, подра- зумевающая традиционную модель сотворения мира в мифологическом мировоззрении.

Как мы убедились, поэтика колыбельной песни зависит от ее содержания, связана с традиционной песенно-поэтической культурой алтайцев. Поэтому художественно-выразительные средства как бы свидетельствуют о простоте языка. Но ни в одном другом жанре нет такого обилия ласкательных эпитетов по отношению к образу ребенка, сколько в колыбельных песнях: "эрке бала" ("милый ребенок"), "энезиниҥ балазы" ("матери ребенок"), "адазыныҥ балазы" ("отца ребенок"), "ӧлӧ бала" (букв. "пестрый"-"самый маленький, самый любимый ребенок"); сравнений-метонимий с детенышами животных: "торбогым" ("бычок мой"), "кулуным" ("жеребенок мой"); прозвищ по складу характера: "кулугур" ("шалун") и др.

Bо второй группе колыбельных песен-заимствований встречаются уже более сложные эпитеты: "эки кыпту таш кабай" - "каменная колыбель, имеющая два слоя", "тӱнде тӱшкен jымыртка" - "яйцо, которое было снесено ночью". Однако сложные эпитеты в "кабай кожоҥ" - явление редкое.

Основную изобразительную, структурообразующую роль играют ритмообразующие элементы: аллитерация, ассонансы, синонимия, повторы слов в одном стихе, повторы начальных слов смежных стихов, цепевидные повторения слов, повторение целых стихов, служебных слов.

Уплотнение созвучных согласных с основой на к, т, б-п наиболее характерно для колыбельных песен:

"Кӱлӱк атты чыдадып, ("Скакуна-коня пестуя,

Куйругын качан кезерис, Когда же отрежем хвост ему.

Кулугурды чыдадып, Шалуна выкармливая,

Кӱчин качан кӧрӧрис". Когда же увидим его силу").

В данной песне на четыре стихотворные строки приходится 11 повторений согласного "к", семь - "т".

На ассонансах строятся запевы, припевы, концовки колыбельных песен:

"Баай-баай, балам, баай,

Баай, балам".

или "Уйуктазаҥ, балам,

"Уйукта, уйукта, ой балам".

В конечном счете сочетание ассонанса с аллитерацией придает песне исключительную благозвучность.

В колыбельной песне, заимствованной из традиционной песни "Jаҥар кожоҥ" особую ритмику задают повторы целых слов и выражений, синонимического характера: "Элик балазын телчидип - Аҥ балазын чыдадып" ("Поставив на ноги детеныша косули - Вырастив детеныша оленя") или "тӱнде - караҥуйда" ("ночью - в темноте") и др.

Еще одна особенность "jаҥар кожоҥ" - повтор каждой стихотворной строки два раза - также сохранилась в "кабай кожоҥ".

В казахской колыбельной песне также можно проследить повтор целых выражений, строк:

"Ак безикке jат, балам,

Jат, балам,

Ак пӧпӧм, ак пӧпӧм.

Ак безикке jат, балам,

Jат, балам,

Бай, бай, балам".9

("В белую колыбельку ложись, мое дитя,

Ложись, мое дитя,

Мой белый верблюжонок, мой белый верблюжонок.

В белую колыбельку ложись, мое дитя,

Ложись, мое дитя,

Бай, бай, мое дитя").

В узбекской "бешик кушиклары" (колыбельной песне) также наблюдаются, но уже устойчивые запевы: "Алла, болам, алла-яй, Жоним, болам, алла-яй", которые повторяются после каждой четырехстишной строфы (Бойчечак, I984, 5).

Таким образом, можно предположить, что в колыбельной традиции тюркских народов многократные повторы слов и словосочетаний, целых стихов, синонимий служат средством усиления поэтической структуры, акцентируя внимание на какой-либо смысловой конструкции; усиливают ритмическую напряженность с одновременным замедлением ответного развития, придавая песне монотонность.

Разнообразие поэтических повторов повлияло на метрику стиха, хотя в этом не проявляется какая-либо единая система.

В смысловом тексте "кабай кожоҥ" наблюдается влияние стихотворного строя традиционной песни "jаҥар кожоҥ", то есть семи- сложника. Но в основном ритмообразуюшую роль играют слова-укачивания "бай-бай", "ӧбӧй, ӧбӧй" и др.

Анализ колыбельных песен позволяет сделать вывод о том, что колыбельные песни алтайцев не являются жанром с однотипной структурой.

Колыбельная традиция обнаруживает связи с самыми разными жанрами фольклора: "алкыш сӧс" - "благопожеланиями", "кеп куучын" - "мифологичесими рассказами, загадками", "сыгыт" - "похоронным плачем", "jаҥар кожоҥ" - "традиционной хороводной песней" и др.

"Кабай кожоҥ" вобрал в себя разнообразный интонационный фонд традиционной музыкальной культуры алтайцев. Мы намеренно не останавливались на анализе напевов, мелодий колыбельных песен алтайцев, отсылая к профессиональным музыковедческим работам

Т.С.Тюхтенева "Алтайские народные песни" (1972) и Н.М.Кондратьевой "Колыбельные телеутов, тубаларов, кумандинцев, чалканцев" (1989).

Сравнительное рассмотрение "кабай кожоҥ" и других жанров алтайского фольклора с позиций их взаимодействия позволяет сделать некоторые выводы. Колыбельные песни являются внутрижанровой разновидностью "кожоҥ" (песни). По форме речевой организации "кабай кожоҥ" - стихотворные произведения, которые поются для укачивания и усыпления ребенка в колыбели (на руках). Повторы устойчивого смыслового текста и слов-укачиваний делают колыбельные песни запоминающимися в процессе бытования, способствуя пе- редаче их из поколения в поколение.

1Арх.ИА им.С.С.Суразакова, ФМ-452, (42)

2Арх.ИА им.С.С.Суразакова, ФМ-261 (30)

3Арх. ИА им.С.С.Суразакова, МНЭ-46 (29,2)

4Арх.ИА им.С.С.Суразакова, ФМ-377 (269)

5Арх. ИА им.С.С.Суразакова, МНЭ-46 (10,2)

6Арх. ИА им.С.С.Суразакова, МНЭ-37 (1, 13)

7Арх. ИА им.С.С.Суразакова, ФМ-452 (42).

8Умче - возможно, название злого духа.

9Арх. ИА им.С.С.Суразакова, ФМ-377 (260).