Исполнитель главной роли в детективном сериале «Чтец», который начнется с 24 августа на канале ТВ-3, поделился мнением об уральских мужиках, рассказал о своей «волчьей» философии и объяснил, почему в его присутствии нельзя плохо отзываться о Безрукове и Хабенском.

— Александр Григорьевич, в вашей актерской биографии есть роль, которая связывает вас с нашим городом — роль омского патриота в фильме «Адмиралъ»…

— Да, у меня действительно была там махонькая такая ролишка. Я сыграл некоего омского журналиста, который задал вопрос французскому генералу, приехавшему на переговоры с Колчаком. Буквально две-три фразы. Но эта работа была для меня важна не столько в связи с тем, кого я играл, сколько в связи с тем, с кем я играл. А играл я с Костей Хабенским, с которым до этого снимался в «Бухте Филиппа».

Мы познакомились во время работы над тем фильмом, и он мне показался человеком уникальным с точки зрения того, что, будучи актером известным, звездным, он вел себя совершенно естественно, искренне. Для настоящего актера очень важно умение поинтересоваться ощущениями партнера. У меня такая ситуация была и с Сережей Безруковым во время съемок «Есенина». Каждый из этих актеров, независимо друг от друга, сделал примерно одно и то же движение — поздоровавшись со мной и тот, и другой выказали уважение — ко мне лично и к моей работе, а потом просто стали беседовать, что-то обсуждать, предлагать. Не было никакой натяжки, фальши. Это и есть профессиональное братство, безвозрастное, безнациональное, безэтническое, безграничное. Так и должны общаться люди во всем свете, и тогда не будет ни войн, ни санкций. После этого мне никто больше не может сказать ни одного плохого слова: ни про Безрукова, ни про Хабенского!

— Что еще вспоминается об этой работе?

— На самом деле я пробовался на роль Керенского! Мы делали с режиссером Андреем Кравчуком фото- и видеопробы. У меня до сих пор есть эти фотографии, и я портретно гораздо больше похож на Александра Федоровича, нежели Виктор Вержбицкий, который в результате его сыграл.. Да, Вержбицкий хороший артист, но я жалею, что эта роль досталась не мне!

«Адмиралъ» — большой проект, серьезный, хороший, классный, с хорошими актерами, с хорошей историей, с хорошей режиссурой, с хорошим прокатом. Да, я жалею, что не снялся в роли Керенского, но, слава Богу, снялся, в эпизодической роли омского журналиста. Все равно поучаствовал — и это главное.

— До тех съемок вы бывали в Омске?

— Да, бывал. На гастролях, на днях рождениях и свадьбах моих друзей — у меня достаточное количество друзей-омичей. Город мне нравится. Встречали меня там классно. Вообще мне близок восточно-сибирский народ. Мужская часть населения, проживающая на Урале, в Сибири и на Дальнем Востоке, она… Я не хочу обидеть людей, живущих в Москве, Ленинграде, но, скажем так, если бы я в свое время, лет в 13-14, не попал на Урал, моя жизнь сложилась бы иначе. Я бы стал другим, и это было бы не очень хорошо. Знаете, на Урале практически все мужское население обладает теми качествами, которых очень часто сегодня мужикам не хватает. Мужчины там отвечают за свое слово. Бумага имеет меньшее значение, нежели договор на словах. Там человек открыто говорит о своих чувствах, не крутит, не юлит, и это очень ценно.

— Кем, на ваш взгляд, сегодня актуальнее быть — патриотом или космополитом?

— Надо обязательно быть патриотом, любить свою страну, свой народ, свою семью, своих друзей. И при этом чувствовать себя комфортно везде, где бы ты ни находился. В свое время Михаил Танич, подаривший мне песню «Амедео Модильяни», с которой я стал лауреатом премии «Шансон года» в 2002 году, сказал мне: «Я написал для тебя песню. Там есть такие слова «Прошел я много лет, хорошо там, где нас нет»… Я же ему ответил: «Михаил Исаевич, а я как-то уже привык к тому, что там, где я есть, хорошо». Мне кажется, так и надо жить: приехал куда-то, и тебе там хорошо!

— Какую роль считаете самой большой своей актерской удачей и почему?

— Мне бы очень хотелось, чтобы самой большой удачей стала для меня новая роль в «Чтеце», детективном сериале, который начнется с 24 августа на канале ТВ-3. Потому что это, во-первых, моя миссия, во-вторых, присущая мне по многим показателям роль и, в-третьих, образ, который мог бы принести пользу людям.

Но если говорить о тех работах, которые уже позади, то, к примеру, узнавание на улице мне принесла роль вора в законе Вилена Бобруйского в сериале «Зона». После него меня узнал весь русскоязычный мир. Когда я иду по красной дорожке какого-то российского фестиваля, меня до сих пор окликают: «Вилен!». Хорошая у меня была роль в фильме «Офицеры», где я сыграл коменданта центра распределения военнопленных военной полиции США в Африке, майора Хиттнера. Замечательная была роль в «Закрытой школе», после которой меня стали узнавать дети… Мне повезло в том, что даже в самых махоньких ролях, в эпизодах я попадал в партнерство с актерами, исполняющими главные роли. В «Есенине» у меня небольшая роль Сола Юрока, импресарио Айседоры Дункан, но я сыграл с Шон Янг и с Сережей Безруковым! В «Бухте Филиппа» я исполнил роль мэра города Сочи, но я там сыграл с Костей Хабенским и Викой Исаковой, с Лешей Горбуновым, с Сашей Арсентьевым. И так далее. Так было всегда. То есть неудачных ролей в моей актерской судьбе и не было!

— Расскажите, пожалуйста, подробнее о новой работе.

— «Чтец» - это проект о человеке, который «читает» людей. Причем, не так уж важно, кто он по профессии. Главным героем, в принципе, мог бы стать любой, кто разбирается в мотивациях поведения человека на самом высочайшем уровне: следователь, сыщик, психолог и так далее. Я всю жизнь хотел, чтобы мне предложили сыграть такого человека. С другой стороны телеканал ТВ-3 давно хотел сделать проект на эту тему. Так что главный вопрос заключается в том, почему я, мечтающий об этой роли, и канал, мечтающий об этом проекте, не сошлись лет 10 тому назад?

Что касается работы, мне дают сценарий, а дальше я и оба режиссера «Чтеца», Дима Магонов, который, кстати, родился в Омске, и Игорь Твердохлебов, начинаем дискутировать по поводу правильности той или линии, мизансцены или диалога. Очень часто мне приходится слышать: «Скажи так, как написано», а я отвечаю, что «как написано, я сказать не могу». В силу того, что я врач, психиатр, да и просто взрослый человек. Поэтому авторство оно такое, совместное (улыбается).

— Александр Григорьевич, вы получили психотерапевтическое образование по обе стороны океана. Отличается ли российская психиатрия от американской, и если да, то в чем принципиальное отличие?

— Не хочется мне, черт возьми, противопоставлять Россию и Америку, но в Америке одной из главных ценностей является профессионализм. А частью профессионализма в психотерапевтической профессии является так называемый этический кодекс, который, в том числе, предусматривает конфиденциальность и этику. И когда мне кто-то из российских психотерапевтов рассказывает истории своих взаимоотношений с пациенткой, я говорю: «В Америке ты бы остался без лицензии». Там это никому не приходит в голову, там учат, как не допустить, чтобы пациентка тобой увлеклась — на это обращается особое внимание. Там нельзя с пациентом кофе выпить! Нельзя пациенту позвонить вне сессии или ответить на его звонок.

— Наверное, исключения бывают?

— Бывают. Мы же все видели фильм «Окончательный анализ» с Ричардом Гиром и Ким Бесинджер. Да, бывают, но, как правило, такого нет. И еще — психотерапевты в Америке очень деликатны. Императив там не поощряется. Первое, что я услышал, приехав туда — «Александр, не давайте советов». То есть когда к тебе приходит пациент, рассказывает о себе и спрашивает, что ему делать, ты должен поинтересоваться у него, что он сам думает по этому поводу, какие возможны варианты развития событий. Ты выслушиваешь его и тем самым как бы направляешь. Пациент через дискуссию приходит к некоему выводу, на который его навел психотерапевт, но ему кажется, что он дошел до этого сам. И это как раз очень важно для пациента! В России же тебе могут сказать — ты должен сделать так, так и так. И это неправильно.

— А кто более морально устойчив — американцы или русские?

— Я думаю, американцы. Они законопослушные, они любят свое правительство, уважают свои законы. Мы однажды ехали с женой, и мне стала сигналить полицейская машина. Жена говорит: «Саша, полиция!», а я ей так спокойно отвечаю: «И что?». Там к полиции подъезжают за вопросом, обращаются за помощью. Там не боятся полицейских. У нас же «менты» — и этим все сказано… В Америке нет «ура-патриотизма». Там люди просто любят свою страну. Я, конечно, не знаю, как сейчас, я теперь все же не так часто бываю в Штатах, но там это все как-то искренне. Так вот мне бы очень хотелось, чтобы здесь было, как там. Американец — это человек без национальности. Когда-то Ельцин предложил использовать понятие «россиянин». Так вот когда россияне дойдут до уровня осознания, что узбек, чеченец, армянин, азербайджанец - это все россияне, тогда Россия выйдет на этот уровень. Пока она на него не вышла.

— С вашей занятостью остается ли время на хобби? Чем вы увлекаетесь?

— Когда человек занимается тем, без чего он не может дышать, говорить про хобби смешно. Мое хобби — заниматься тем, чем я занимаюсь: актерство, психотерапия, консультирование. Но на каком-то этапе жизни меня спросили, с каким зверем я себя ассоциирую. А на тот момент я только посмотрел «Танцующий с волками». К тому же Игорь Газарх написал мне песню «Волки», которая вошла в мой первый альбом. Да и собаки у меня всегда были волчьего вида — овчарки, хаски. И машину я себе выбрал «Кадиллак Эльдорадо», с такой, совершенно волчьей мордой. Да и у меня самого лицо такое… В общем, я тогда подумал, что волки — моя история. Так и ответил. С тех пор мне стали дарить фигурки волков, статуэтки, рисунки, изображающие этих животных. И я стал это все коллекционировать. А потом один журналист даже написал статью, которая называлась «Одинокие волки доктора Рапопорта». Там была такая фраза — «Заходишь к нему домой, на тебя набрасывается молодой хаски, кругом фигурки волков, и хозяин похож на них. И в то же самое время понятно, что если собрать их всех вместе, то стаи все равно не получится — каждый сам по себе, каждый сам за себя». Вот это моя философия.

— Собираете сейчас?

— Прекратил, после того как жилая площадь стала меньше, чем количество этих фигурок… Но если вдруг кто-то случайно подарит, оставлю (улыбается).

— Что вы не умеете делать, но очень хотели бы научиться?

— Я с детства занимаюсь спортом, являюсь мастером спорта по баскетболу, занимался легкой атлетикой, карате… Я приседал со штангой весом почти 200 кг, но у меня так ни разу не получилось сделать «пистолетик», так же, как и встать на руки. Поднимая на бицепс достаточно большой вес, я очень плохо подтягиваюсь. Я преклоняюсь перед людьми, играющими на музыкальных инструментах. Хотя я как-то играю на гитаре, на самом деле это не игра.

Я бы хотел научиться по-настоящему хорошо владеть разными иностранными языками. Я понимаю собеседника, могу с ним общаться, могу даже произвести впечатление человека, хорошо говорящего на иностранных языках, но, если честно, я говорю на языках плохо. Мне хотелось бы научиться вдумчиво читать книги. Я бы хотел научиться больше слушать собеседника, нежели выражать себя. Говоря другими словами, я бы хотел научиться быть терпеливее. Я хотел бы сыграть человека, разрываемого эмоциями, брошенного, преданного. Сыграть какую-то гротесковую роль — на сопротивление. Сыграть Воланда, Калиостро, даже до сих пор мечтаю сыграть Казанову. Хочу попробовать свои силы в комедии. А еще я бы хотел сделать очень хорошее телевизионное шоу в формате интервью.

— Что вы вкладываете в понятие «счастливый человек»? А себя вы считаете счастливым?

— Счастлив тот человек, который хочет, чтобы так, как сегодня, у него оставалось всегда. Который просыпается улыбаясь и засыпает улыбаясь, живет сегодняшним днем и получает удовольствие от каждого мгновения. Когда счастливы его близкие, его дети, внуки, мама, жена, друзья, жены детей, сотрудники, коллеги, собака, когда не болит живот, сердце, голова, не болят ноги, руки. Я просыпаюсь медленно, для меня очень важно, чтобы между тем моментом, когда я открыл глаза, осознанием пробуждения, и выходом из дома, прошло достаточно времени. Я пью водичку, хожу по квартире, звонит телефон — я отвечаю или не отвечаю. Я могу включить телевизор или не включить его. Я могу почитать книгу или не почитать ее, могу проверить почту или не проверить. То есть у меня есть свобода выбора. Это и есть счастье. А еще я востребован, несмотря на то, что мне уже достаточно лет. Огромное количество моих ровесников уже в тираже, а я еще на плаву. Допустим, я звоню жене и говорю: «Слушай, я умотался, я иду спать», а она резонно отвечает: «Но ты же этого хотел». И я читаю в этом с одной стороны упрек, а с другой стороны некий восторг. Короче говоря, мне хорошо.

— Может, вам чего-то не хватает для полного счастья?

— Всего хватает. Просто мне хотелось бы, чтобы это не прекращалось. И учитывая то, что высокие технологии предполагают, что это продлится еще некоторое время, мне бы хотелось, чтобы это продолжалось дольше, чем мне отпущено по паспортному возрасту. Я думаю, это возможно. Ведь судьба – это то, что мы творим своими руками.